В Татарском Государственном театре драмы и комедии имени Карима Тинчурина – премьера детективной драмы «Шах… Мат!». В числе первых зрителей оказался и обозреватель «Казанского репортера».
Разрушая штампы, убеждающие нас в том, что татарскому зрителю нужна лишь светлая, добрая и многолюдная история, желательно с задорными песнями и танцами, тинчуринцы создали первый в новой и новейшей истории своего театра моноспектакль. Динамичность действия здесь вытеснена динамичностью мысли.
Спектакль имеет двойное название – на татарской афише он значится как «Шах… Мат!», а на русской – «Ход!». Честно говоря, мне не совсем понятно, почему. Как не совсем точно, по моему мнению, обозначен и жанр постановки – детектив. Известно ведь, что основной признак детектива – наличие в произведении некоего загадочного происшествия, обстоятельства которого неизвестны и должны быть выяснены. Само слово detectio в переводе с подзабытой ныне латыни означает «раскрытие».
В спектакле этого нет.
Здесь, в общем-то, всё ясно с самого начала. У главного героя – детская психологическая травма, связанная с трагической гибелью матери, поэтому он и становится прокурором, чтобы закрыть гештальт – переосмыслить своё прошлое, перепрожить его заново и наказать зло. Его мысли постоянно крутятся вокруг нерешённой проблемы, и это не позволяет подсознанию прокурора поставить в своей истории точку.
– Кто-то мечтает сыграть Гамлета, а у меня была мечта сыграть моноспектакль, – признаётся Рустем Гайзуллин, исполнивший роль прокурора. – Лет пять, наверное, назад появилась у меня эта мысль. Пару лет размышлял над тем, как бы сделать моноспектакль к своему тридцатипятилетию. Но там, увы, не совсем всё получилось. Потом – пандемия. И вот только сейчас мечта сбылась.
Автором пьесы по просьбе режиссёра спектакля Марселя Махмутова выступила его коллега по Казанскому театральному училищу непрофессиональный драматург Лейла Салахатдинова. Писали вместе специально под Гайзуллина. Долго выбирали амплуа главного героя. Остановились на прокуроре, способном быть не просто обвинителем по должности, а человеком, жаждущим правосудия по зову сердца. Актёр весь спектакль держит на себе один. Форма существования на сцене, сразу скажем, не из лёгких. Современный моноспектакль требует от исполнителя подлинного и подробного психологизма, обладать незаурядной актёрской техникой, чтобы донести до слушателей переживания и чувства героя повествования. Для этого необходимы не только владение голосом, жестом, пантомимой, но и особое душевное состояние.
– Когда всё это было на уровне мечты, когда мне всё это только снилось, я понимал, конечно, что моноспектакль – это не легко, но, когда мы приступили к работе, я убедился, что всё гораздо тяжелее, чем я себе это мог представить, – откровенничает Рустем Рифкатович. – И одно из самых сложных – текст. В другом формате партнёр может тебе помочь вспомнить забытую реплику, а здесь такой возможности нет, я один на один со зрительным залом. Партнёрская командная поддержка тут остаётся за сценой: режиссёр, автор, звук, свет, костюмеры…
Моноспектакль «Шах… Мат!» имеет драматический сюжет, но при этом он не столько зрелище или даже повествование, сколько высказывание актёра на предложенную тему. Тут важны личные исповедальные мотивы, попытка языком театрального жеста и слова сказать о важном, заявить о своём духовном пространстве, жизненной позиции, ценностных ориентациях. Рустему Гайзуллину это удаётся в полной мере.
Чуть более часа длится моноспектакль. И всё это время актёр на предельном нерве держит зрителей. Даже перевод в наушниках не мешает ощутить эмоциональный накал, мощной энергетикой идущий от исполнителя единственной роли. Такое удаётся далеко не каждому. В памяти всплывают имена наших Сергея Юрского, Александра Филиппенко, Сергея Безрукова и не наших Иэна МакКеллена, Пьера Ришара. В общем, моноспектакль – это всегда высший уровень актёрского мастерства. Далеко не каждый решится на этот шаг.
– Я думаю, это сможет каждый актёр, – убеждённо говорит Гайзуллин. – Это наша профессия, это наша работа, и какая бы роль ни была, какой бы жанр ни играл, я обязан качественно выполнить эту работу. А насчёт эмоционального переживания, так ещё за час до спектакля нерв в себя закладываешь.
Художественное пространство сцены решено в предельно аскетичной сценографии. Пустое пространство, освобождённое от излишней предметности, позволяет сконцентрировать взгляд зрителя на актёре. Выгородка, обозначающая деревянные стены дома, стол, кровать, табуретка и свисающие на верёвках старые газеты, чем-то напоминающие самодельные абажуры.
Художник-постановщик спектакля Роман Моров включает в декорационную часть и экран, на который проецируются видеоиллюстрации воспоминаний и аллюзий прокурора. Современные театры почему-то нынче предпочитают завоевывать интерес зрителей «медийностью» сценографии, полагая, что они и впрямь помогают создать и поддержать эмоциональную среду спектакля. Всё может быть. Но не в этом случае. Кинопроекции, на мой взгляд, лишь мешают зрителям сосредоточиться на филигранной игре Рустема Гайзуллина.
Его герой появляется из подвала. Медленно выбравшись на сцену, он закрывает за собой деревянную крышку погреба на амбарный замок и, совершив несколько привычных действий – закрыв окно, переставив чайник, написав очередные ходы шахматной партии углём на стене, начинает свой монолог, адресованный то ли самому себе, то ли нам, то ли крышке лаза в полу.
Внешне сдержанный, прокурор находится в постоянном внутреннем напряжении. Он словно разыгрывает сложнейшую шахматную партию, в которой всё решают секунды. Тем, кто никогда не играл в шахматы профессионально, трудно представить, как огромен простор для решений в этой игре. Говорят, что, когда шахматист делает ход, он выбирает не менее чем из тридцати возможных вариантов – и так раз за разом. Причём ему одновременно приходится предвидеть и ходы противника, который тоже каждый раз выбирает из тридцати вариантов. А если игра идёт не так, как задумывалось?
Но прокурор не имеет права на ошибку. На кону – торжество справедливости. Динамичная цвето-световая партитура спектакля и музыка, написанная Зульфатом Валиуллиным, поддерживают это драматическое напряжение поиска правильного пути. Логично было бы, если бы и кинопроекции «работали» на визуализацию мысли героя, стремительно прочерчивая возможные варианты и ходы. Согласен, сделать это непросто. Но это и есть сегодняшняя сверхзадача театрального искусства – совместить высокотехнологичную цивилизацию XXI века и сосуществование в ней традиционных форм культуры. Одним экраном-задником не то, что удивить, просто привлечь внимание зрителя новой формации невозможно, в ход идут технологии, позволяющие совмещать реальный и виртуальный миры – вспомните, например, провокационную сценографию оперы «Турандот» группы AES+F, созданную в 2019 году в Teatro Massimo для режиссёра Фабио Черстича, или их же театральный проект для режиссёра Александра Зельдовича по пьесе Сары Кейн «4.48 психоз» в Электротеатре Станиславский 2016 года, где видеоряд идёт параллельно тексту, иногда совпадая с ним ассоциативно, иногда пребывая в сюрреалистическом несовпадении.
Пока же всё в спектакле держится на манипуляционно-мимических приёмах Рустема Гайзуллина, виртуозно играющего мысль, молниеносно пронзающую его и меняющую окружающую действительность. Моноспектакль предполагает присутствие на сцене лишь одного актёра. Но Гайзуллин ни на секунду не остаётся один. Ему удаётся почти зримо воссоздать всех, о ком он в тот или иной момент думает и говорит.
Вот его непреклонный отец. Вот мама, разрывающаяся между мужем и сыном. Вот друзья из музыкальной группы. Вот соперники за шахматной доской. Вот одногруппники на юрфаке. Вот нарушители общественного спокойствия, с которыми необходимо обращаться по всей строгости закона. Вот тот главный противник, который толкает и самого прокурора на совершение преступления.
– Наш спектакль и начинается не с поднятия занавеса, и не завершается с его закрытием, – уточняет Рустем Рифкатович. – События, о которых рассказывается со сцены, идут уже не первый день, у нас с моим противником были диалоги, были перепалки и до того. И с этим зарядом я и выхожу на сцену. Мой монолог – это продолжение споров. Борьба за справедливость приобретает разные формы. Прокурор пошёл на большой риск. Он хотел получить итог любой ценой. Он рискнул своей карьерой, своей работой, своей репутацией. И мы, кстати, не знаем, что с ним случилось за границей рассказанного со сцены.
«Шах… Мат!» или «Ход!» – как уж вам удобнее произносить название – даёт возможность зрителю поразмышлять над тем, все ли дороги хороши на пути к правде, оправдывает ли цель средства и даже на тем, как не закрытый в детстве гештальт прокладывает дороги, которые нас выбирают. Даже двойное название оставляет нам выбор в интерпретации этой драматической истории – очередной ли это ход в игре умов или и впрямь завершение партии одновременным шахом и матом.
Премьера сыграна. Теперь моноспектакль начнёт жить собственной сценической жизнью, развиваться, приобретать новые грани. И лично мне интересно, каким он станет, скажем, к десятому своему показу, к двадцатому, к пятидесятому… А то, что ему суждена долгая жизнь, у меня сомнений нет никаких.
Автор — Зиновий Бельцев;
Источник — «Казанский репортер», https://kazanreporter.ru/post/4541_tincurinskij-teatr-sdelal-hod
Дата: 16.04.2021