Исламия Махмутова: Если нет содержания — кто бы ни играл, спектакль не пойдет
Выдающаяся актриса работает в театре Тинчурина более 55 лет. Она одна из тех немногих свидетельниц перехода легендарного татарского передвижного театра в стационарный режим. Сегодня Исламия Махмутова — бесценный сотрудник. Она пишет пьесы, сама же их ставит, сама же исполняет роли. Ее произведения давно стали любимыми спектаклями зрителя.
В интервью KazanFirst Исламия апа рассказывает, как простая девчонка из деревни сумела достичь творческих высот.
— Исламия апа, вы родились в тяжелые годы войны. В то время в первую очередь думали о простой пище, а не о духовной. Как и кто в вас воспитал такое высокое чувство любви ко всему творческому?
— Мой прадедушка и папа очень хорошо пели, вообще, весь наш род был влюблен в мелодию, в мон. Отца даже на радио звали работать, но он отказался, не смог нас оставить. Напротив нашего дома была мечеть, в ней он пел азан. Папа очень красиво исполнял старые песни, протяжные, народные. Теперь они остались лишь в истории нашего рода, сегодня их уже нет. Да, годы войны оказались самыми сложными. Отец ушел на Сталинградский фронт. В 1942 году он подорвался на мине и получил ранение. Тогда его отправили домой. Помню, рассказывал, как шел домой, в Алькеевский район наш. Говорит, иду вдоль полей, а плуги как были брошены с началом войны, так и остались лежать. Присел на краешек одного из них и громко во весь голос запел «Мәскәуләрдән Казан күренер микән, биек тауларга мөнеп карасам». Спешу, говорит, домой на заре, и вдруг его увидала издалека Фаима апа, соседка наша. «Идиятулла абый» закричала она и убежала в деревню. К его приходу вся деревня собралась встречать солдата. Не успел обнять маму, окружили и стали расспрашивать, не видал ли наших. В деревне в это время мужчин было мало, поэтому моего папу назначили бригадиром. Его работа всегда шла с песней. Папа перенес инсульт, но продолжал петь. Очень любил Ильгама Шакирова. Возвращаясь к вопросу, нельзя сказать, что мы страдали от голода. У нас была корова, овцы и куры. Питание, конечно, было скудным, однообразным. Вся наша еда — это картошка и молоко.
— Вы помните, когда в первый раз сказали, что хотите стать артисткой?
— В первый раз сама сказала так, когда пошла в школу. Спросили, кем хочу стать, когда вырасу, вот я и ответила. В то время все мои братья и сестры уже повзрослели и разошлись кто куда. Кто замуж вышел, кто в армию ушел. Я осталась за старшую. Мама меня отправляла по всяким делам — то за этим, то за другим. Говорила, что я не стесняюсь просить, вот я и обменивала мамины вышивки на еду. Раньше ведь денег не было.
— А как узнали о существовании такой профессии?
— Мой брат и Сания апа были гармонистами. Папа покупал им инструменты, привозил из Казани. Тальян, аккардион был. И я уж баловалась, ребенком еще была, интересно же было. Старшие на гармони играют, а я то пританцовываю, то припеваю, и мне все говорили: «Артисткой будет, артисткой!». Так и запомнилось. Хотя в то время ни радио, тем более телевидения в нашей деревне еще не было.
— Свой первый спектакль помните?
— Это было в школе. Раньше ведь в деревнях самодеятельность была хорошо развита. Всем классом ставили спектакли, концерты. Ходили по дворам, собирали недостающий реквизит. И все своими силами ведь делали, никаких режиссеров, один завклубом. Сейчас думаю, где она этому всему научилась. И работы, конечно, было много, но всегда все делали с песней. Когда выпускались из школы, снова сказала, что хочу стать артисткой. Написали письмо в театральное училище, но пришел ответ, что мы опоздали. Оказывается, ученики их уже на второй курс перешли, а раньше ведь набор не каждый год был. Один курс набирали. И пока они не доучивались, других не брали.
— И после этого желание не пропало?
— И вот однажды в нашу деревню с концертом приехала Альфия Авзалова. Я скорее нашла ее и говорю ей: «Альфия апа, очень хочу быть артисткой, но в училище опоздала». Она мне ответила, чтобы я не расстраивалась, говорит, в Филармонии идет набор в ансамбль, если понравишься, то возьмут. Я тогда так окрылилась, целый год готовилась, пока работала в нашей школе. Как раз тогда мою казанскую подругу Талию отправили в нашу школу на практику. Она должна была вести уроки по немецкому. Я и до этого привозила ее к нам в гости. А тут она меня сама пригласила в Казань. Мы поехали. И вот гуляем мы по Кремлю, я в голубом платье, две длинные косы. У самой Спасской башни слева дверь, а на ней написано «Передвижной театр». Я сразу потянула подругу внутрь — посмотреть, как там. Я ведь не знала даже ни о передвижном, ни о Камаловском театрах. Мне было 19 лет. Зашли, а внутри только уборщица. Спрашивает, кого хотели? Я ей все объяснила, говорю, хочу стать артисткой. Оказалось, что все артисты в отпуске, а в здании были только директор, режиссер и парторг. И тут выходят они сами. Увидели нас и подшучивая спрашивают, чего это мы здесь делаем. Я снова за свое, обращаюсь к ним: «Абый, возьмите меня в артистки». Удивились мне, стали спрашивать, из какого я училища. А я ведь и не училась нигде, прямиком из деревни. Говорю, если бы взяли меня, я бы подучилась рядом с вами. Отправили меня на сцену, сами расселись. Проверили мой голос, пластику, выразительность речи, владение музыкальным инструментом. Я на все их вопросы отвечала с ходу, все просьбы исполняла. Попросили станцевать, а музыки нет, сама напеваю, сама пританцовываю. Ну и удивила я их тогда. Они ушли в переговорную, вышли и подозвали меня. Директор Мухаммат абый говорит мне: «Исламия, сенлем (сестренка. — Ред.), видим, желание твое велико, нам ты понравилась. Поезжай сейчас домой, скажи об этом своим родителям. Предупреждаем, что денег нет (а я тогда уже год как работала в деревне учителем за 80 рублей), общежития, квартиры нет. Будешь постоянно в дороге. Замуж тоже не выйдешь». Я отвечаю, что мне ни деньги, ни квартира, ни муж не нужны. Так хотелось стать артисткой. Отправили меня домой, велели приехать 18 августа, когда артисты выйдут на работу. Спускаемся мы из здания, а Талия говорит: «Смотри-ка, в Казань ехала с просто Исламией, а возвращаюсь обратно уже с артисткой».
— Родители вас поддержали?
— Как приехала, сразу им все рассказала. Мама была против, а папа заступился. Говорю же, он был влюблен в творчество. Радио в нашем доме никогда не выключалось. Так собралась я в августе 1963 года и уехала в Казань. Тем же годом впервые поехала с театром на гастроли. Помню, сели в автобус и всю дорогу пели. Тогда поймала себя на мысли, что я самая счастливая на этом свете. Первое время продавала билеты, работала кассиршей. Потом Равиль абый (Тумашев, режиссер театра. — Ред.) дал мне небольшую роль. Это было произведение Аяза Гилязова «Кара күзле кыз», я сыграла девочку-сиротинку. С этой первой маленькой роли я полюбилась зрителю. Мой голос запомнили. Тогда еще я была Исламия Мотыгуллина.
— А с мужем Халилем Махмутовым как вы поженились?
— Однажды, мы сидели в кабинете директора и к нам пришел выпускник театрального училища. Со всеми вежливо поздоровался, объяснил, что пришел в театр по направлению. Высокий, красивый, с сильным голосом парень. Я как увидела его, так по телу как будто током прошли. Его сразу поставили моим партнером по роли. Так и начали выступать вдвоем. Как-то выехали мы снова куда-то, по пути остановились у леса, отдохнуть. Вышли все, и вот он идет с цветами ко мне и подарил букет при всех. И тогда наша артистка Роза Ибрагимова как выдаст: «Все понятно». В свободное время мы вдвоем репетировали, много занимались. Я думала, у него есть девушка. Он рассказал мне всю свою жизнь, говорит, живу с одной мамой. Через два месяца после нашего знакомства решили пожениться. Я ведь к тому времени в театре работала уже три года, говорить о нашем решении директору Мухаммату абый пошла я. А он нас отругал со словами, что мы так мало знаем друг друга. Мне тогда сердце подсказывало, что он тот самый. Поехали просить разрешения у моих родителей. Сыграли свадьбу прямо в «Кремлевском передвижном театре». Мама моя помогала нам по мере сил. Когда родилась дочь, его мама жила с нами с осени и до лета.
— Успех и слава даются нелегко. Наверняка и вам пришлось пройти через множество трудностей, злых языков, зависть. Как вы не сломались на полпути? Никогда не думали, что оставите актерство?
— Никогда я не думала, что оставлю. Да, было очень сложно, очень много трудностей мы прошли. Но педагоги у нас были самые сильные. Я как губка впитывала все советы, слова режиссеров Равиля Тумашева и Кашифы Тумашевой. Они с нами так хорошо занимались. Я очень благодарна им за все их труды. И артисты наши были сильные. Фердинанд и Люция Фарсины, Газиз Гимадов, Сания Исмагилова, Ринат Мифтахов… Я была рядом с ними и брала от них все самое хорошее, с ними набиралась опыта, а настоящий профессионализм приходит только с опытом. У меня ведь не было специального образования. Тогда оно мне, может быть, и не нужно было, хотя у меня была возможность отучиться. Мы счастливы еще и тем, что были лично знакомы с выдающимися татарскими писателеями, такими как Аяз Гилязов, Туфан Миннулин, Ильдар Юзеев, Гариф Ахунов, Шариф Хусаенов, Хай Вахит. Мы учились и у них тоже. Они никогда не писали проходящие произведения. Каждая их работа была сильной.
— Как вы пришли к драматургии? У вас ведь есть несколько собственных пьес.
— В театр нередко драматурги приносят свои произведения, чтобы их инсценировали. Мы с режиссерами их изучаем, вносим свои правки. Однажды я подумала, что и я так умею. Попробовала написать.
— Недавно в театре прошла премьера вашего спектакля по вашей же пьесе «Ты моя единственная». Что вас вдохновило на такую тяжелую историю о войне? Она основана на реальных событиях?
— Когда мы выступали в одной из деревень, мне рассказали похожую историю о том, что пришел оцинкованный гроб с солдатом с войны в Афганистане. Парня похоронили, а он оказался жив и приехал домой. Я никак не могла забыть эту историю. Этот спектакль мы уже ставили, он шел с 1997 около 12 лет. И однажды парень приехал в театр и узнал себя. Он вышел на сцену и обнимал наших артистов, было очень трогательно. Спустя несколько лет люди начали просить вернуть спектакль в репертуар. И я решила попробовать поставить его на свое 75-летие.
— Вам принципиально быть режиссером спектакля по собственным произведениям?
— Нет, совсем не принципиально. Но ведь это не только моя инициатива. Все с разрешения главного режиссера. Не просто так, что я захотела и поставила. Вы сами написали эту пьесу, вы лучше всех знаете характер своих героев, сказал мне тогда режиссер. До прихода Рашида (Загидуллина, главный режиссер театра Тинчурина. — Ред.) я поставила не один спектакль.
— Одна из ваших первых работ «Мэхэббэт чишмэсе» была представлена еще в 2004 году. Когда в 2017 году коллектив театра подводил итоги сезона, стало известно, что этот спектакль стал самым кассовым. Как вам удается создавать такие работы?
— Исходя из своего опыта я знаю, что хочет увидеть зритель. Судьбу спектакля во многом решает произведение. Некоторые работы не идут, потому что произведение бедное. Зрителю в большей степени интересен сюжет, содержание, а не то, кто из артистов играет. Если нет содержания, то кто бы ни играл, спектакль не пойдет.
— Сейчас вы что-нибудь пишете?
— У меня есть начатое произведение. Я думала, закончу его после этой премьеры. Но пока хочется отдохнуть.
— Вы — связующее звено истории бывшего передвижного и сегодняшнего стационарного театра. Расскажите, как происходил этот переход?
— Мы никогда не изменяли народу. В каких только деревнях, в каких только холодных клубах мы ни выступали, никогда ни от чего не отказывались, не переставали играть. Выступали на самых маленьких сценах, всегда воспринимали ее как нашу, настоящую. Сейчас у нас свое здание, свои музыканты, свои хореографы и, конечно же, артисты. В этих условиях работай не хочу. Помню, когда «камаловцам» построили новое здание, мы очень хотели, чтобы их прежнее стало нашим. Нас активно поддерживали наши писатели и зрители. Мы, группа артистов из 6 человек, без режиссера, без директора, без парторга, поехали одни в Москву просить нам это здание. Секретарь ЦК Ильичова, которая нас там тогда приняла, была очень удивлена. Говорит, к ней приезжали немало артистов, все просили звание, зарплату или квартиру, но чтобы здание для театра — такое впервые. Она позвонила в Казань, в наше министерство культуры. Когда мы вернулись домой, нас на автобусе сразу повезли в ведомство. Помню, как я заполняла бланк на название театра именем Тинчурина. Думала, не одобрят. А у нас все получилось. Нас тогда все похвалили, поблагодарили. И в этом здании мы работаем уже 86 лет.
— Исламия апа, это правда, что в вашем театре хотят создать еще и музыкальный театр?
— Да, так поговаривают. Пусть он будет, мы не против. Но не в нашем театре, в котором мы работаем уже столько лет. Какие только трудности мы ни преодолели, добиваясь его.
https://kazanfirst.ru/articles/484827
КУЛЬТУРА09:53 /17 февраля